Российский «центурион» после завершения регбийной карьеры в сборной и клубе рассказал в большом интервью rugger.info о своём непростом решении, несбывшихся мечтах и дальнейших планах.
– Почему Вы приняли решение повесить бутсы на гвоздь именно сейчас, на экваторе сезона?
– Что касается сборной, то считаю, цикл Кубка мира для нее завершен. После поражения от Испании шансов на поездку во Францию осталось слишком мало. Поэтому я почувствовал, что наступил тот самый момент, когда надо заканчивать. В клубе тоже как-то все совпало: и мое желание, и предложение от ЦСКА занять пост тренера по атаке. Так что, наверное, все сложилось удачно. Рад, что отыграл весь матч против Чили, хоть он и не вышел победным.
– Но за столько лет наверняка были и более запоминающиеся и приятные события?
– Самым важным моментом для меня был выход на Кубок мира 2011 года. Тогда мы вышли напрямую со второго места через квалификацию – у нас была отличная команда. Хотя, сейчас вот думаю, что любимыми матчами были поединки в Тбилиси… Там просто умопомрачительная энергетика, полные трибуны, ажиотаж. Еще, наверное, матч открытия Кубка мира 2019 года в Японии на огромном Олимпийском стадионе. Вообще, если задуматься, то со всеми командами из первой десятки рейтинга были шикарные игры.
– И очевидно самые сложные?
– Конечно. Там ребята вообще не дают ни секунды времени, чтобы подумать. Взять хотя бы тех же австралийцев. Они в те времена были в огне. Думаю, что именно «Валлабис» стали самыми сложными соперниками в моей жизни на международном уровне. За ними было не угнаться, темп игры бешеный. Были, конечно, и другие. Взять того же Марсело Боша – легенду аргентинского регби. С ним мы пересеклись, когда сборная России играла против Аргентины «А» в Кубке наций в 2006-м. Тогда он был молод и безумно талантлив. По захватам для меня «номер один» — Мамука Горгодзе. Он очень выделялся своими умениями играть в контакт. Всегда жестко и агрессивно. Мне повезло сыграть и против еще одного таланта — Куэйда Купера.
– Помнится, его тогда на Кубке мира 2011 года знатно освистывали новозеландские болельщики за удар коленом Ричи МакКоу…
– Да, он же сам родился в Новой Зеландии, а выступал за Австралию. Но это не отменяет того, что Купер очень неординарный игрок. Куэйд может и технически обыграть, и физически задавить. Настоящий профессионал высочайшего уровня.
– Всё-таки по ответам чувствуется, что Австралия крепко запала в Вашу душу. Предположу, что еще во время поездки в «Мельбурн Ребелс». Каким был бы Юрий Кушнарев, останься он там играть?
– Это очень животрепещущий момент до сих пор (смеется). Мы с семьей все еще жалеем. Может, это уже и не стоит того. Но частенько обсуждаем, что все бы было по-другому. Могли бы остаться и жить там далеко-далеко от родины. Возможно, я бы научился еще многому. Точно хуже бы не было. Вот и сейчас вспоминаю это с тяжелым сердцем. Бывает грустно от таких упущенных моментов в жизни. Мы хотели вернуться, но после травмы пришлось остаться в России.
– Это самое серьезное разочарование в Вашей регбийной карьере?
– Сложно сказать. Хуже был, наверное, только проигрыш Уругваю в стыковых матчах за выход на Кубок мира. Как мы тогда упустили победу? До сих пор не пойму. Могли бы второй раз подряд оказаться на Кубке мира. Обидно. Помню свои слезы на поле. Даже вот сейчас вспоминаю и становится больно.
– Тот Кубок мира проходил в Лондоне. Хотелось «засветиться» перед местными скаутами?
– Я всегда мечтал сыграть на европейском уровне хоть в каком-то дивизионе. Но по разным обстоятельствам такого шанса мне не выпало. В низкие по уровню чемпионаты ехать объективно не было смысла. Что-то среднее – да, постоянно шли разговоры, но ничем они не заканчивались. Так что тоже записывайте в разочарования (смеется).
– Но на европейском уровне все же поиграли с «Енисеем-СТМ»…
– Да, мы пробились в Кубок Вызова и выступали против тех, за кого я мечтал играть сам. Вот такая ирония. Но сразу почувствовали разницу в классе и уровне. Все же это был великолепный опыт для нас.
– До «Енисея» были 10 лет в «ВВА-Подмосковье». Николай Неруш – тренер регбийной жизни?
– Мы с ним работали и в клубе, и в сборной. Но я думаю, что Николай Владимирович – это тренер одного этапа моей карьеры. Каждый наставник вкладывал в меня свое, был рядом во время определенного момента в нашей игре. При каждом из тренеров я добивался определенных успехов. И они мотивировали меня по-своему. В 27 я думал, что моей карьере конец, но она как-то все же продолжилась. Меня вызывали в сборную разные тренеры, и это очень приятно. Каждого наставника я уважаю и говорю «спасибо». Кстати, именно благодаря Николаю Нерушу я поехал на сборы в Южную Африку в 18 лет, где произошел переломный момент.
– Там вы готовились к Кубку мира по регби-7?
– Да, и там же состоялся мой первый опыт работы с иностранным тренером Бликисом Грюневальдом. Он очень много в меня вложил — я даже перенял у него стиль игры. Бликис научил меня и бить, и пасовать, и делать финты. Так что только лет в 18-19 я овладел какими-то знаниями по своей позиции. Думаю, что это поздновато. Но я благодарен Грюневальду, что он смог научить меня техническим приемам. Возможно, такого отношения порой не хватает нашим тренерам.
– В чем различия между российскими и иностранными специалистами сквозь годы?
– Сложно сказать, даже наши отечественные тренеры отличаются между собой. Некоторые больше возлагают надежды на каких-то определенных игроков. Они общаются один на один с лидерами. У Николая Неруша, например, была группа регбистов, которым он доверял. Если у них все получалось в поле, то он не вмешивался. Мог просто общими фразами донести до остальных план на игру и все. Другая система у Александра Первухина. Тут все очень строго, схематично и структурированно. Он разложит по полочкам, расскажет, как действовать против любого соперника. У него вот было много определенности. Ну а иностранцы дают регбистам больше свободы и простора для саморазвития.
– В России вообще это работает?
– Далеко не всегда. Ну вот, скажем, приезжает к нам тренер из регбийной страны. Он думает, что у нас тут одни профессионалы. Но это ошибочное мнение. К сожалению, в России многих игроков еще надо учить, как быть профи. Поэтому считаю, что все-таки нужен баланс. Ведь большинство наших ребят не были в той европейской клубной среде и не имеют понимания, как быть профессионалом.
– Когда Вы почувствовали себя профессионалом?
– Наверное, после Кубка мира 2011 года. Я тогда думал: «Черт возьми, куда я вообще попал? Как тут все работает?» Уже в «Мельбурне» я ощутил разницу в процессе тренировок, заметил, насколько там игроки подготовлены, как они умеют тренироваться самостоятельно, как борются за место в команде и за свой контракт. Ими движет мотивация остаться в клубе. Когда на 100 человек только 30 контрактов, то самодисциплина торжествует. У нас пока все в обратную сторону – на 30 регбистов 100 контрактов (смеется). Отсюда появляется расслабленность, формируется определенное поведение и мнение: «Если что, все равно найду себе клуб. Не этот, так другой». Это все-таки любительское отношение к регби, которое мешает тебе подняться на высокий уровень и играть с лучшими командами мира.
– Но ведь и для профессионала соперничать на высоком уровне – огромный стресс. Не понимаю, как можно сохранять спокойствие, когда бьешь штрафной или реализацию на заполненном до отказа стадионе…
– Когда я еще не играл на международной арене, но уже был хорошим бьющим в России, то смотрел топовые матчи и думал: «Ну я бы тут точно вышел и заколотил все, что только можно». Но как же я тогда ошибался! Впервые оказавшись на месте тех бьющих, я прочувствовал всю атмосферу, осознал давление трибун, медиа, ответственность. Тогда я треснул – понял, что не готов морально. Поэтому не верьте тем, кто говорит, что забивать на больших турнирах легко.
– Дроп-гол против Самоа – это лучший дроп в карьере?
– Вообще я особенно не использую дропы. Наша лига не очень-то располагает к такому элементу. Я не большой спец в этом, но думаю, да, лучший и самый важный. Помню, мы тогда завязли возле чужой зачетки, скорость мяча упала, а защита доминировала. В тот момент я вспомнил, что меня учили бить дропы в таких ситуациях. Ну и решился. Попал – повезло.
– А что теперь будете делать дальше? Учить других бить реализации, дропы и дирижировать игрой?
– Да, почему бы и нет. Вообще, чем старше ты становишься, тем больше изо дня в день тебя грызет этот Ваш непростой вопрос «что дальше». Ты приносишь его домой, обсуждаешь в семье. Это затягивает и сжирает. Определенность не приходит в одночасье. Эти мысли не дают тебе покоя. В какой-то момент я думал даже завязать с регби совсем. Но решил, что я буду по-настоящему счастлив, если вновь окажусь на поле, в спортивной системе, продолжу делать то, что я умею. Были мысли стать спортивным директором или менеджером. Но я понял, что удовольствие мне будет приносить именно тренерская работа. Плюс я немного попрактиковался в «Красном Яре».
– Вам же наверняка приходилось и в сборной много общаться с тренерами, что-то переводить?
– Само собой. Мы постоянно находились в контакте с иностранным тренерским штабом. Я передавал информацию игрокам, выступал перед аудиторией, что-то разъяснял. Мне это нравится. Хотя такое дано не каждому. Думаю, что я смогу реализоваться в тренерском деле.
–Уже есть мысли, как должна играть Ваша будущая команда?
–Мы будем отталкиваться от качества игроков, от тенденций лиги. У нас же все команды хотят выиграть чемпионат! Мы вот тоже хотим (смеется). Надо проанализировать много информации. Нельзя привить регбистам игру того уровня, которому они не соответствуют. Конечно, хочется, чтобы ЦСКА играл в лучших традициях лучших мировых команд: в физическое, широкое, остроатакующее регби. Сейчас очень важно овладеть в совершенстве схваткой и молом. Найти бьющего, который умеет забивать с любой точки и двигать команду вперед точными ударами.
– Кстати, сейчас в России уже есть такой бьющий – «наследник Юрия Кушнарева»?
– Такие регбисты всегда были. Например, Сергей Янюшкин или Рамиль Гайсин. Но я не хочу говорить про настоящее. Мне интереснее будущее. Я возлагаю большие надежды на Тимура Маслова. Очень жаль, что он подвержен травмам, но его игра меня действительно сильно впечатляет. Я бы очень хотел видеть Маслова на поле как можно скорее и чаще. Он, на мой взгляд, будущее российского регби.
– Тимуру сейчас 21 год. А какой бы Вы дали совет самому себе 21-летнему?
– Я бы посоветовал то же самое, что и тренер бухарестского «Динамо», когда мне было 18 лет. Он, помню, тогда приехал в Монино и сказал: «Тебе надо уезжать. Куда угодно, во Францию или куда-то еще». Меня пытались пристроить туда, но не вышло. Так что мой совет мне же 19-летнему: «Юра, бери за руку родителей и уговаривай отправить в Европу. Так будет лучше и для тебя, и для всех» (смеется).
– Вы не думали вернуться в свой первый клуб, где получили этот совет, и закончить карьеру именно в «ВВА-Подмосковье»? Это был бы красивый сценарий.
– Я уже в том возрасте, когда скептически относишься к таким сентиментальным вещам. Мне удалось достичь всего, что я хотел, выиграть все, что было реально выиграть. Наверное, мои мама и папа обрадовались бы моему возвращению в Монино. Может быть, болельщики тоже. Но… А вообще, кто сказал, что я не смогу вернуться туда уже в другом амплуа? Такая уж доля у нас спортсменов, путешествовать с места на место. А у тренеров эти переезды еще чаще. Так что не станем загадывать, а будем двигаться вперед!
