Один из лидеров женской сборной России по регби-7 Байзат Хамидова накануне отъезда в Японию дала большое интервью изданию «Спорт-Экспресс».
Регбистка из дагестанского села Ибрагимотар с населением 1,5 тысячи человек — девушка с мальчишеским образом. C Байзат можно поговорить и о регби, и о феминизме, и о взаимоотношениях русских и дагестанцев, и о сложных 1990-х, когда боевики вторглись в Дагестан в непосредственной близости от родных мест ее семьи.
Про американский футбол все еще спрашивают. Типа мяч такой же, какая разница?
— Байзат, прежде всего — с выходом на Олимпиаду! Как все это пережили, как праздновали?
— Ощущения были… сколько уже этот вопрос задавали, а я так и не могу ответить. Плакали, смеялись, целовались. Так было хорошо, что не могла понять, какое это чувство. Это высшая планка — Олимпиада в составе сборной России. Мы готовились к этому годами. Думаю, можем выстрелить и в Токио. Последний год очень плотно готовились, хотя было очень тяжело со всеми карантинами и ограничениями. А праздновали как? Приехали в гостиницу, поужинали. Все. (Смеется.) Шампанское? Некоторые иногда могут себе позволить, чтобы отдохнуть. Но в меру.
— Такой успех — шанс поднять женское регби в стране? Наверняка многим девушкам этот вид спорта до сих пор кажется странным.
— Развитие идет, когда я приходила, о нем знали гораздо меньше. Сейчас будет толчок. Но про американский футбол все еще спрашивают. (Смеется.) Типа мяч такой же, какая разница? Нужен пиар, маркетинг. Вот сериал недавно вышел «Регби». Даже если кому-то не нравится, какие там захваты, все равно нужно, чтобы спорт был на слуху. Я люблю, как это происходит в лыжах, где Большунов постоянно с норвежцами что-то выясняет. Но сами лыжи я редко смотрю, больше теннис. Как-то в Австралии до трех ночи смотрела Хачанова на Australian Open, рядом с нами играл. Завтра матч, а я оторваться не могу. Теперь дело за нами, нам надо показать хороший результат. Хотелось бы побороться за медаль.
— Ну вы точно лучше наших мужчин выступаете.
— На мировой арене — да. Мы и в тройку в Мировой серии попадали.
— За счет чего?
— Собрался коллектив, который тренируется уже 7-8 лет. Мы привыкли друг к другу и много работаем. То есть у нас получилась именно команда.
— После Олимпиады какие планы?
— Все так ждут, что ли, когда я завершу? (Смеется.)
— Это же вершина карьеры, многие после нее теряют мотивацию.
— А мне кажется, наоборот. Мотивации еще больше. У тебя появляется статус олимпийца, уверенность прибавляется, и ты обязан показывать пример. Но да, смотришь по другим видам — после Олимпиады того нет, эта ушла. Просто для меня не важно, чемпионат это села или мира. Мне нравится играть, побеждать, да и проигрывать иногда прикольно, чтобы поанализировать. Я уверенно чувствую, что буду играть дальше.
— Как в селе встречали?
— Я как раз недавно оттуда. Был прием массовый, всех накормили. Я, правда, во время главного застолья в Махачкале была, но за три дня потом ко мне все пришли, все обняли.
— После поездок домой на проблемы с лишним весом тренеры не указывают?
— У нас такие хорошие тренировки, что они быстро исчезают. (Смеется.)
Первый контракт подписала на три месяца. Платили 7 тысяч рублей в месяц
— Давайте про село. Избитый вопрос, наверное, но Дагестан и женское регби — как это все сошлось, неужели не было противодействия?
— Да были стереотипы, конечно. Я начинала с легкой атлетики, когда в медучилище поступила, были разговоры: «Ты учишься или спортом занимаешься?» То есть либо — либо. Спорт считался и непопулярным, и некрасивым для девушки. Но когда добиваешься результата, после КМС на 100 и 200 метрах — все становится нормально. Начали поддерживать, недовольные раньше преподаватели помогали сессии закрывать.
Родители меня почти всегда поддерживали. Я помню только, как мама не пустила в детстве на республиканские соревнования. До сих пор помню, как на кухне сижу и вижу, как автобус без меня уезжает. Плачу, будто финал Олимпиады проиграла. В остальном никогда проблем не было. Но есть семьи, которые категорически против.
— Из-за религии?
— Отчасти да, но в основном это воспитание. Мол, на Кавказе женщина должна оставаться дома, родить детей, воспитывать. У нас из одного села две девушки в сборной — я и в боксе Земфира Магомедалиева. До 17 лет мы вообще спортом не занимались, в Ибрагимотаре максимум физкультура, два раза в год могли ездить на районные старты.
— А жизнь как выглядела? В пять утра вставали коров доить?
— Хорошо, что этим мама занималась, пока мы учились. (Смеется.) Коров доили, конечно. Но в пять утра встать я не могу и сейчас. Раньше тяжело было, жили как бы… на своих руках. То есть что посадили на участке — огурцы, помидоры, арбузы, — то потом ели и продавали, чтобы зимой деньги были. Постоянно на грядке. Спорта не было.
— Как вместо легкой атлетики возникло регби?
— Сестра ушла в регби, тогда создавалась команда в Махачкале, я тоже туда перешла. В легкой атлетике результатов не было, поняла, что надо найти работу. Хотела работать в МЧС, в итоге медсестрой в поликлинику устроилась. Думала проверить себя. А потом мне неожиданно позвонил тренер из «Красного Яра» Валерий Иванович Багдасаров: «Приезжай в Анапу на просмотр». До сих пор помню, 12 апреля 2012 года.
— То есть вы начали карьеру в 22 года, по сути?
— Да. Все понравилось, через три дня предложили контракт. Первый контракт на три месяца был, платили по 7 тысяч рублей в месяц. Постепенно зарплата дошла до 18 тысяч. Но у родителей приходилось просить, тогда еще был популярен Western Union, переводили. Они там бычка продали — деньги появились, отправили.
— Животных много у вас?
— Сейчас осталось 10-12 коров, пара баранов, курицы. Но много денег не надо было, в Красноярске жилье было, питание. На автобусе тяжеловато зимой ехать с пересадками, там метро так и не построили. А так все срослось. Теперь уже я помогаю родителям, братьям, сестре.
Если дагестанец поступил плохо – за него в ответе вся республика
— 90-е в Дагестане — время войны, которая была постоянно рядом, а иногда и в республику заходила. Тем более у вас село прямо на границе с Чечней. Это все ощущалось?
— Конечно. Мы сейчас с сестрой вспоминаем… Тогда не осознавали, как это опасно. Как все реально было на волоске. Ибрагимотар рядом с рекой Терек — через лес и реку можно спокойно перейти через границу республик. Мы тогда не разбирались, кто воюет, почему. Но выходили на улицу смотреть, как истребители летают, самолеты бомбы бросают. Считали секунды, закрывали уши — и начинало колбасить все! Для нас это было скорее забавно. Осознание пришло позже.
— В 1999-м боевики напали на Дагестан. Вы в селе тот период пережили?
— 1999-й помню очень хорошо. Когда вторая война (чеченская. — Прим. «СЭ») начиналась. Село разбудили и всех повели куда-то в поле подальше. Нашли пастбище, загнали, чтоб молча сидели день в траве. Говорили, что готовится нападение с Терека. Сидели так, чтоб не шелохнуться. Потому что если бы они пришли, то в само село, а поле было далеко. Просидели там почти день, а у многих же страх на лицах, много детей, они плачут. Я боялась только за маленького брата, не за себя. Как только маленький шорох — сразу кто прислушивается, кто в панике. На следующий день нас эвакуировали в Махачкалу.
— То есть боевики пришли?
— Не пришли, слава богу. Но кто в Махачкалу уехал, кто в горы. Мы месяц у тети в Махачкале прожили. Помню, перед отъездом мы с Наврат [сестрой] ходим по дому, а за креслом автомат стоит заряженный. Там мужики собирались защищать село. Каждый день после рабочего дня они собирались на мосту на въезде и учились стрелять. Ставили бочки, на них кастрюли и целились.
— И ваш отец тоже воевал, получается? В ополчении был?
— Они просто стояли в селе и ждали, да. Все остались. Бабушка тоже осталась. Потому что будь что будет, уже без разницы. Но люди готовились к реальной войне. Кто-то свое имущество закапывал, телевизоры под землю уходили, другие выкидывали, сжигали. Деньги, паспорта взяли — и бегом. Слава богу, нас не коснулось. Только в горах были действия.
— Сейчас все хорошо?
— Да! Раньше я садилась в самолет в Махачкалу — одни дагестанцы. А тут месяц назад в аэропорту ищу свой выход. Смотрю на очередь — одни русские, смеются, улыбаются. Думаю: «Это вообще туда самолет?» Но сейчас многие ездят — те, кто хочет природу посмотреть без всякого «лакшери». Кровать, стул, чайник. И водопад рядом. (Смеется.)
— Вам такое нравится или жизнь в больших городах вас изменила?
— Да, мне такой отдых подходит как раз. Даже в Красноярске люблю больше на природу ездить. Он даже похож на Дагестан, атмосферой. Бобровый лог, столбы… Красиво.
— Проблем в Дагестане нет, но замечаете ли вы их в Москве? Сколько таких историй — у кафе или даже на дороге. Включит кто-нибудь, условно, лезгинку на всю громкость — конечно, это создает напряженность. Что с этим делать и проблема ли это вообще?
— Это проблема, но она была скорее в прошлом, мне кажется, в нулевых. В последнее время не вижу этой суеты. Конечно, это портило представление о дагестанцах. Вроде бы Кавказ — это место, где воспитанные люди, там джигиты растут, а тут ты приезжаешь, и такое. У нас там легенды ходили про то, как кто-нибудь станцует лезгинку на Красной площади. Многим дагестанцам стыдно за этих людей. Когда что-то происходит в метро — это большой минус для республики, удар по престижу.
— Тут я оговорюсь, что во всех народах есть люди воспитанные и невоспитанные, это не обсуждается. А что делать-то с этим?
— Это обсуждается, я даже знаю, что министерство спорта вызывало за такие случаи. Объясняют, что так нельзя, некрасиво. Все под контролем. Если дагестанец поступил плохо — за него в ответе вся республика.
— Даже так?
— Конечно.
Запрещать концерты точно не надо. Но Хабиб имеет право высказать свое мнение
— Что вы думаете о Хабибе Нурмагомедове?
— Хабиб — красавчик, уважаю! Огромный вклад в плане воспитания детей. Он просто делает свое дело. Он сам говорил — если бы в любой сфере, политике, религии, строительстве все работали, как он, все бы было хорошо. Его главные достижения даже не спортивные, а то, что он подает пример дагестанской молодежи.
— Но он довольно религиозный человек и жесткий. О концерте Егора Крида в Махачкале высказывался, например, не очень приятно.
— Он жесткий, согласна. Но я тоже в чем-то поддерживаю его мнение. В Дагестан многие приезжают, поют. Но когда в песнях мат или идеология типа «машины — бабы», люди могут быть против. Он не сказал «не приезжайте», он выразил свое мнение.
— Но такие концерты надо запрещать в принципе? Как я понимаю, многим его поклонникам хотелось бы этого, он в итоге и был отменен.
— Запрещать точно не надо. Но каждый выбирает сам. Даже если человек услышал не ту песню, это не значит, что он плохой или грязный, у каждого свой вкус. Он сделал замечание, ему не понравились слова. Он имеет право на это. Многие сейчас слушают и обсуждают Моргенштерна. Вот что с ним делать? Да ничего! Если человек воспитан, он сделает выбор. Мне по барабану. Если кто-то рядом будет слушать — я не буду делать замечание. Могу даже послушать песню — но это не меняет мое восприятие и воспитание. Тут многое от родителей зависит, о чем Хабиб тоже говорил.
На Кавказе мужик главный, но это не дает ему права бить женщину
— Вы как-то говорили, что вас даже путают с мальчиком. Как реагировали?
— Да, бывает. У меня имидж спортивный, регбийный. Вначале было неприятно, когда приезжала домой, особенно когда подстриглась. Но сейчас кайф. Просто делаю, как мне комфортно.
— Не могу не спросить здесь про феминизм — кто-то считает за большую женственность в девушках, кто-то — за мужественность, равноправие. Вы как относитесь к этой моде?
— Параллельно. Я к нему не отношусь. Это зависит от людей. Муж и жена сами решат в отношениях, как им взаимодействовать. На Кавказе мужик — главный, с этим не поспоришь. Меня это не цепляет, у меня нет желания побежать доказывать обратное. Хочется просто жить своей жизнью. Но они вполне могут найти с женщиной компромисс, у нее также есть все права. В моем понимании. Это же не дает права мужу бить или заставлять что-то делать. Права у всех одинаковые. Да, есть девушки, которые сидят дома, в более традиционных семьях. Но тут надо разбираться — может, ей комфортно дома сидеть и она довольна?
— В эту тему недавно был скандал с одним известным магазином, который в своей рекламе среди семей показал однополую семью.
— Не очень люблю эту тему, но скажу свое мнение в целом. Люди традиционной ориентации — они же не бегают по улицам с плакатами и не показывают, что мы вот такие, смотрите! Мы за свободу! Да мы все свободные люди. Да, понимаю, в России есть ограничения, однополые браки запрещены. Но у нас в стране половина населения в гражданских браках, никто особо к этой печати не стремится. То есть проблема, на мой взгляд, раздута, это хайп на ровном месте. Вот на днях была попытка гей-парада в Грузии. Я задумалась: «Ну какой гей-парад в Грузии? Это к чему и во имя чего?» Там же их сожрут. Просто живи своей жизнью, что еще нужно?
Регби во многом дало мне воспитание. Это действительно джентльменский вид спорта, где есть уважение и нет симуляций. Поэтому я уважаю всех людей, независимо от их идей. Но и они должны уважать других.
Дмитрий Кузнецов
