Кирилл Фраиндт, недавно перешедший в состав французского клуба «Ла Рошель», дал интервью изданию «Городские новости».
— Ты уже почти месяц находишься в “Ла-Рошели”. Как прошла адаптация?
— В принципе, всё отлично. Я не в первый раз попадаю в незнакомую обстановку — в детстве много путешествовал с родителями, плюс ездил стажироваться в другие страны. Поэтому к новым условиям привык быстро. Команда меня приняла хорошо. Пока ни на что не жалуюсь.
— На каком языке общаешься с партнёрами?
— Сейчас вот начинаю учить французский. А так я неплохо владею английским. В обыденной жизни пока не было проблем. Если надо узнать что-то более сложное, то могу воспользоваться онлайн-переводчиком.
— Есть ли вещи, к которым ты до сих пор не смог привыкнуть?
— В первую очередь еда. Не хватает нашей русской кухни. А так вроде ко всему привык.
— Первое, что приходит на ум из французской кухни — это улитки и устрицы. Я же правильно понимаю, что это не совсем так? Или вас в клубе действительно кормят только улитками и устрицами?
— Нет, у нас обычный спортивный рацион. Салаты, пасты, овощи — всё достаточно просто, но при этом сбалансированно. Хотя стереотип про улиток и устриц достаточно распространён. Меня ещё часто спрашивают про круассаны и багеты. Вот здесь они нереально вкусные! Не знаю, почему так, видимо, есть свои секреты приготовления.
— Ла-Рошель — это в первую очередь город. Насколько он отличается от Красноярска?
— Их сложно сопоставлять. Красноярск — это миллионник, огромный мегаполис. Ла-Рошель — небольшой городок, где живут примерно 70–80 тысяч человек. Конечно, тут ритм жизни гораздо размереннее. Люди никуда не торопятся. Здесь мало многоэтажек — в основном небольшие дома. Есть исторические постройки, которые сохранились с давних времён.
Я бы ещё отметил, что в Ла-Рошели выделены специальные дорожки для велосипедов и скутеров. Там даже есть свои светофоры и переезды. В Красноярске я такого не встречал.
— Насколько тяжело было добираться из России до Франции? Прямых рейсов давно нет.
— Первый раз я летал в марте, и тогда мой маршрут пролегал через Турцию. То есть из Красноярска в Москву, потом в Стамбул и потом уже в Париж. В июле я добирался через Баку. В этот раз дорога мне показалась более простой.
— А из Парижа в Ла-Рошель тоже на самолёте?
— Нет, там ходит скоростной поезд. Три часа в пути, и ты на месте.
— Можешь сравнить “Енисей-СТМ” и “Ла-Рошель”?
— Здесь я работаю в основе, а в Красноярске тренировался с молодёжкой и в первую команду не попадал. Конечно, разница колоссальна. Но вряд ли я смогу сравнить основу “Ла-Рошели” и “Енисея”.
Хотя можно вспомнить, когда французы приезжали в Красноярск в 2018 году. Тогда был еврокубковый матч на стадионе “Красный Яр” — я даже ходил на него. “Ла-Рошель”, помнится, привезла “Енисею” примерно 60 очков. Но это было давно, и сейчас обе команды сильно изменились.
— Ты отметил, что разница колоссальна. В чём она заключается?
— Здесь очень насыщенное расписание. День начинается в семь утра, и до четырёх часов дня идёт плотная работа. Мы постоянно тренируемся, и свободного времени практически нет. Также отметил бы специализированную работу в тренажёрном зале. Нет такого, что ты просто закачиваешь себя полностью. Тренер даёт нагрузки именно на те группы мышц, которые пригодятся тебе в игре.
— Как охарактеризуешь стиль команды?
— Он более игровой, чем силовой. Здесь регбистам дают больше свободы на поле. Этим не только “Ла-Рошель” славится — так играют почти все команды во французской лиге. Ты сам можешь принять какое-то решение, если сочтёшь его нужным для победы.
— Привык ли к требованиям новых тренеров?
— Да, мне было нетрудно. Я — универсальный боец. Дали задание — буду выполнять. С тренерами, кстати, уже успел немного пообщаться и обсудить общие моменты.
— Что скажешь по новым одноклубникам? Легко ли нашёл общий язык?
— У нас в основе звёзды мирового регби — этим всё сказано. Например, есть парни из сборной Франции, которых все знают. Болельщики постоянно приходят к нам на тренировки, просят автографы и делают совместные фотографии. Если говорить по национальному признаку, то в основе играют грузины, южноафриканцы, австралийцы и аргентинцы. В молодёжной команде, насколько помню, только французы. Но со всеми из них я познакомился и, в принципе, без проблем нашёл общий язык.
— Как тебе условия в новом клубе?
— Потрясающие! Здесь огромный стадион и классная тренировочная база, где есть шесть натуральных полей и одно крытое искусственное. Всё в шаговой доступности. Столовая устроена по типу шведского стола — подходишь и сам выбираешь, что хочешь взять на обед. Классно! Хотя, справедливости ради, в молодёжном “Енисее” нас тоже кормили очень вкусно. (Улыбается.)
Вообще хотел бы увидеть подобные условия в родном Красноярске. Знаю, что есть планы на большую реконструкцию “Авангарда”. Было бы очень здорово.
— Есть ли такая вещь в “Ла-Рошели”, которая тебя очень сильно удивила?
— Для меня открытием стал свод определённых правил, которые никому нельзя нарушать. Там, конечно, есть базовые моменты — не опаздывать на тренировку или не пользоваться телефоном на территории. Но также прописано, что нужно всегда ходить в клубной экипировке и не забывать свои вещи в разных местах. Я вот случайно оставил кроссовки в массажном кабинете — мне за это чуть не прилетело. (Смеётся.)
— Оштрафовали?
— Нет. Тут другая система наказаний, и она тоже меня удивила. На общекомандном собрании те, кто проштрафились, крутят специальное колесо. На нём указаны разные наказания. Например, туннель — это когда игроки встают друг напротив друга, а ты должен пробежать между ними и при этом ещё будешь получать по спине и голове. Или нужно спеть какую-то песню перед всей командой. Вариантов много!
— Тебя как наказали за кроссовки?
— На первый раз простили. Но сказали: “Если повторится — будешь крутить колесо”. (Смеётся.)
— Как в твоей жизни появилось регби?
— Вообще я в спорте с самого раннего детства. У нас дома есть турник, на котором я каждый день подтягивался столько раз, сколько мне лет. В три года родители отвели меня на акробатику, и я чуть не дорос до кандидата в мастера спорта. Также немного занимался хоккеем с шайбой, но ушёл из-за неудобного графика.
А в регби я попал случайно. К нам на урок физкультуры пришёл Геннадий Ильич Муравьёв из спортшколы “Енисея-СТМ”. Он выбрал самых активных парней из класса и дал нам свои визитки. Я пришёл к нему на тренировку, и меня сразу зацепило регби. На первых соревнованиях неплохо проявил себя. Так и закрутилось.
— Совмещал с акробатикой?
— Да, но недолго. Нужно было делать выбор, и я остановился на регби. В старших классах также немного позанимался лёгкой атлетикой — бегал спринты и прыгал в длину. Но это было больше для себя — я уже понимал, что хочу играть в регби.
— У тебя, получается, было насыщенное детство.
— Да, так и есть. Времени на прогулки почти не оставалось. Я с детского сада чем-то занимался. Иногда думал: “Зачем оно мне надо?” Но отец постоянно говорил: “Тренируйся, ты потом ещё спасибо скажешь”. Он был прав — до сих пор благодарен ему.
— Если смотреть глазами обывателя, то акробатика — это гибкость и пластичность, а в регби играют силачи. Получается какой-то диссонанс. Тебе акробатика помогла в регби?
— На первых порах да. Эластичность и гибкость мышц давали мне дополнительную скорость. Со временем эти качества потерялись. Но какие-то базовые навыки остались.
Пацаны из нашей юниорской команды до сих пор вспоминают, как мы поехали на первые соревнования в Липецк. Я в плацкарте спокойно садился на шпагат между сидениями. (Смеётся.) Сейчас так уже не получится — и заднее сальто я тоже не сделаю.
— Родители тоже в спорте?
— Папа в молодости очень неплохо играл в баскетбол. Насколько знаю, он также пробовал себя в регби, и его даже звали в сборную политехнического университета, но что-то не срослось. А мама занималась всем подряд — и лыжами, и бегом, и велогонками… Родители до сих пор в спорте, пусть и непрофессионально.
— На сайте “Енисея-СТМ” указано, что ты учишься в Дивногорском колледже олимпийского резерва. Сколько ещё осталось?
— Год. В 2026-м буду заканчивать. Потом планирую поступать в университет. Если ничего не поменяется, то хочу учиться здесь, во Франции.
